вторник

Владимиру Путину помолимся ... (это уже ДНО или еще нет).

Активисты общественной организации "Национальный КОМИТЕТ +60" обратились к Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу на заседании Священного Синода РПЦ с просьбой утвердить текст "Молитвы Путину",передаёт Ура.Ru.
Представители объединения уверены, что
посвященная Путину молитва может стать "духовной опорой", в которой "православный люд ныне остро нуждается".
В комитете отмечают, что молитва написана на русском языке, что делает ее доступной даже для самых маленьких детей, пишет агентство.
В молитве активисты называют главу государства Владимиром Благоверным и просят его "быть им опорой в горькой доле и не дать умереть в печали".
Текст молитвы без правок:
"К тебе, Владимир Благоверный, дерзаю вознести свой глас,
очисть меня от всякой скверны, услышь меня в сей скорбный час.
Прими теплейшие моленья, мой дух от зол и бед избавь,
пролей мне в сердце умиленье, на путь спасения наставь.
Не буду чужд твоей я воли, готов для Бога все терпеть;
будь мне опорой в горькой доле, не дай в печали умереть.
Ведь ты защитник всех несчастных, родной молитвенник за нас!
О, помоги, когда ужасный услышу судный Божий глас, когда закроет вечность время,
звук трубный мертвых воскресит, и книга совести все бремя грехов моих изобличит.
Святой России ты награда! К тебе молюся всей душой.
Апостол наш Петрова града, умилосердись надо мной! "
Организация "Национальный КОМИТЕТ +60" была создана к 60-летнему юбилею президента России и ранее выступала за причисление Путина к лику святых.

вторник

Правда войны.


Цитата из книги настоящего фронтовика, настоящего ветерана, настоящего Героя Войны Николая Никулина. 

Каждый, кто призывает переименовать Волгоград в Сталинград — плюет на могилы этих людей. Каждый, кто говорит о величии Сталина, о его "гении" и "умелом управлении войсками во время Войны" — плюет на могилы этих людей. 

————

В армейской жизни под Погостьем сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходило пополнение: пятьсот — тысяча — две-три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники (их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру). Утром, после редкой артподготовки, они шли в атаку и оставались лежать перед железнодорожной насыпью. Двигались в атаку черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншею, да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые трупы, и за зиму образовались наслоения мертвецов, которые только весною обнажились от снега, — скрюченные, перекореженные, разорванные, раздавленные тела. Целые штабеля.

О неудачах под Погостьем, об их причинах, о несогласованности, неразберихе, плохом планировании, плохой разведке, отсутствии взаимодействия частей и родов войск кое-что говорилось в нашей печати, в мемуарах и специальных статьях. Погостьинские бои были в какой-то мере типичны для всего русско-немецкого фронта 1942 года. Везде происходило нечто подобное, везде — и на Севере, и на Юге, и подо Ржевом, и под Старой Руссой — были свои Погостья…

В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался все медленней. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа.

Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных командиров — наперечет. Шли в бой необученные новобранцы…

— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.
— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.
— Атаковать! — приказывает полковник из прочной землянки.

И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.

Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6-7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10-12 тысяч — за счет постоянных пополнений! А людей все время не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.

Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули... Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко... Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены... Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо... Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой — когда самому не надо умирать, все кажется просто: вперед и вперед!

Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках, я узнал как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься — расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»... Года два назад престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах…

Говоря языком притчи, происходило следующее: в доме зачлись клопы и хозяин велел жителям сжечь дом и гореть самим вместе с клопами. Кто-то останется и все отстроит заново... Иначе мы не умели и не могли. Я где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями. Их учат в лучших колледжах, создают атлетов, интеллектуалов способных на все знатоков своего дела. Затем такие агенты вершат глобальные дела. В азиатских странах задание дается тысяче или десяти тысячам кое-как, наскоро натасканных людей в расчете на то, что даже если почти все провалятся и будут уничтожены, хоть один выполнит свою миссию. Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Все делается второпях — раньше не успели, не подумали или даже делали немало, но не так. Все совершается самотеком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 году альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле все прекрасно понимал, знал и, подавляя всех железной волей, командовал одно: «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали... И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа.

Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.

На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме.

Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... «Вперрред!!!», и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.

Легко писать это, когда прошли годы, когда затянулись воронки в Погостье, когда почти все забыли эту маленькую станцию. И уже притупились тоска и отчаяние, которые пришлось тогда пережить. Представить это отчаяние невозможно, и поймет его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты, и не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту, ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем — либо оторвет челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесет череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить! Тебе, у которого было столько надежд. Тебе, который еще и не жил, еще ничего не видел. Тебе, у которого все впереди, когда тебе всего семнадцать! Ты должен быть готов умереть не только сейчас, но и постоянно. Сегодня тебе повезло, смерть прошла мимо. Но завтра опять надо атаковать. Опять надо умирать, и не геройски, а без помпы, без оркестра и речей, в грязи, в смраде. И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниешь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот.

Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?

____________
Николай Николаевич Никулин. Воспоминания о войне - http://lib.ru/MEMUARY/1939-1945/PEHOTA/nikulin.txt

Это было, было, было ... (И. Кобзон)

понедельник

Россия. 21 век. Без комментариев.

Похмельная (В. Дубовский)

Пролетарский марш (В. Дубовский)

Разговор о войне и русском народе (Г. Жженов и В. Астафьев)

Хирург Залдостанов (М. Ефремов)

среда

Пятнадцать лет.

Пятнадцать лет — такое дело, сюрприз для пафосных мужчин: все прочно, да, — но надоело, и может треснуть без причин.

Вот говорят, что нынче в браке нельзя прожить пятнадцать лет, а я скажу, что это враки, и повторю, что это бред. Я сам, скажу не для пиару, у нас, среди родных полей одну такую знаю пару. Как раз справляют юбилей.

Давно, в эпоху криминала и безвозмездного труда, она его не выбирала. И разве выбор был тогда? Толпилось много швали всякой, но их сосватал хитрый жид. Сказали ей: живи, не вякай… И ничего, и стала жить. Ей ни в одном минувшем браке, коль их свести в один коллаж, протесты, выборы и вяки не дозволялись. Но жила ж! Не занимать ей чувства долга. Пускай шпион, пускай фискал… Хотя что это так надолго — тогда и он не допускал. Но был же муж и с бОльшим стажем, хоть так бивал ее порой! — и был при этом, прямо скажем, не бог, не царь и не герой.

Короче, жили-поживали. На елке фрукты не растут. Жид пострадал — но между нами: когда жида жалели тут? Развод? — не стоит и пытаться. Пятнадцать лет умчались прочь, а как он смог, что вот, пятнадцать, — так что тут, собственно, не смочь? Сначала он, привычно хмурый, всегда как будто с похмела, ее такою сделал дурой, какой и в детстве не была. Меню без сахара и соли, цензурный телик, мертвый дом; потом со всеми перессорил, потом внушил, что ад кругом: смотреть опасно даже в окна, а выйти — просто не моги, поскольку холодно, и мокро, и под любым кустом враги. 

Она погрязла в этом бреде, забилась в тесную кровать, уже трясутся все соседи (пускай от смеха — но плевать), он ей дает одну газету, сам принося ее в альков; приставил к ванне и клозету отряд своих силовиков; а так как он не любит спора и к конкурентам не привык — он ей внушил довольно скоро, что без него придет кирдык. Кирдык таится под кустами, стучится в мирное жилье, он ядовитыми устами приникнет к прелестям ее. Она, как пойманная птица под сенью черного платка, молчит, и воздуха страшится, и видит призрак кирдыка, спешит в припадке ностальгии детей вторично окрестить, а что мужчины есть другие — не может даже допустить. 

Простой рецепт — чего же лучше? Поставь бойцов на рубежи, заткни жене глаза и уши, саму для верности свяжи, внуши, что яростные псаки за дверью топчутся в крови, — и в гармоничном этом браке хоть девяносто лет живи!

Но юбилей какой-то странный, его б я праздновать не стал: его зовут хрустальной свадьбой, дарить положено хрусталь, но в том и главная загвоздка. Что подарить в счастливый дом? Хрусталь же символ блеска, лоска, но также хрупкости притом. Пятнадцать лет — такое дело, сюрприз для пафосных мужчин: все прочно, да, — но надоело, и может треснуть без причин. И чтоб устроить без помарок банкет поистине крутой — надежней отложить подарок до свадьбы, скажем, золотой: случалось, мы и дольше ждали. Чего там, тридцать с лишним лет!

Он — доживет.

Она — едва ли.

Я, слава Богу, точно нет.

Автор: Дмитрий Быков
Источник: http://www.novayagazeta.ru/columns/67821.html

Крокодиловый народ.

воскресенье

Краткая история хунты в России.

Путин назначен хунтой, которая незаконно свергла Горбачева в 1991 году.

Горбачев, в свою очередь, был руководителем хунты, совершившей незаконный переворот в 1964 году, отстранив от власти хунту Хрущева.

Хрущев сам пришел к власти после ликвидации хунты Сталина незаконно отравленного в 1953 году.

Сталин представлял хунту, совершившую вооруженный переворот в 1917 и отстранившей от власти хунту Николая ІІ.

Николай II был наследником Николая І, по приказу которого был нелигитимно убит в Михайловском дворце император Павел.

Император Павел, был наследником абсолютно нелигитимной Екатерины ІІ (Софии Ангель-Цербской), пришедшей к власти путем военного переворота и убийства своего мужа Петра ІІІ.

Петр III был наследником хунты Елизаветы, свергшей с престола Анну Иоановну путем военного переворота, совершенного Преображенским полком.

Анна Иоановна сама являлась наследницей хунты Анны Леопольдовны, получившей трон в результате совершенного Минихом военного переворота и свержения Екатерины І.

Екатерина I незаконно пришла к власти после смерти Петра І, наследником которого должен был стать его племянник царевич Иоанн, т.к. женщины не имели права наследования царского трона.

Петр I же был наследником хунты, которая пришла к власти после незаконного отравления Василия Шуйского в начале 17 века, являвшегося наследником хунты Годуновых, незаконно отравивших Ивана IV (Грозного) и его наследника князя Старицкого мышьяком.

Иван Грозный же сам совершил переворот и был причастен к незаконному отравлению своего отца Василия (Темного), который убил наследников хунты Ивана III (Калиты) царевичей Дмитрия и Ивана.

А Иван III был наследником хунты Юрия (Долгоруккого), убившего всех наследников князя Всеволода (Большое гнездо) и незаконно отторгшего Московское княжество от Киевской Руси.

Источник: найдено на просторах Интернета.

среда

"Развалины" (Деревянная Русь... умирающая)

История одной жизни.

Мухосранск, говно, тоскливо.
Дети. Дом. Работа. Пиво.
Геморрой. Камаз. Гараж.
Десять лет водилой стаж.
Раз в пять лет с женой в кино.
Мухосранск. Тоска. Говно.
Водка. Патриот. Россия.
Шарфик красно-бело-синий.
Ящик. Киселев на Первом.
Украина. Киев. Нервы.
Танцы. Шум. "Крымнаш" Веселье.
Утро. Санкции. Похмелье.
Цены. Доллар. Банк. Кредит.
Теща, как всегда, нудит.
Снова Киселев на Первом.
Водка. Вещмешок. Консервы.
Секс с женой как в первый раз.
Поезд. В путь. Спасать Донбасс.
Форма. Каска. Полигон.
Гумконвоем в Краснодон.
ЛНР. Блокпост. Укропы.
Первый бой. Три пули в жопе.
Страх. Обстрел. Осколок "Града".
Труп. Мешок. Рефрижератор.
Крест. Венок. Жена. Плаксиво.
Мухосранск. Говно. Тоскливо.


Дмитрий Харченко.

воскресенье

Мы с тобою в России остались одни...

Ни кола, ни двора, ни друзей, ни родни.
Мы с тобою в России остались одни.
Гнутся крыши от веса сосулечных льдин.
Мы остались с тобою один на один.

Занавешены окна давно, чтобы нас
Не увидели страшные люди без глаз.
Перерезанный шнур не погасит экран,
Посыпающий солью зияние ран.
В каждом слове - зловещий кровавый кисель,
Заводных соловьёв ядовитая трель.
Никому не пиши, никому не звони,
Мы остались с тобою в России одни.

В дверь услышав звонок, открывать не спеши:
За тобою пришёл человек без души,
У него вместо мозга - густой холодец,
Как у всех сердобольных людей без сердец,
Изо рта - краснозвёздных идей перегар,
На холодном лице - черноморский загар,
Он готов на последний, решительный бой,
Сверлит двери глазок его глаз голубой.

Мы с тобою остались в России одни,
Не кукушка, а ворон считает нам дни,
Он добычею скорой считает твой глаз,
Как и всё, что останется скоро от нас.

К сожаленью, удел у страны - бестолков:
Быть лишь словом на форме плохих игроков,
А берёзам судьба - превратиться в муляж,
Лечь зелёными пятнами на камуфляж,
Чтобы мы, обитатели нашей страны,
Были миру на фоне страны не видны.

Я болею душой, я по праздникам пьян,
Как любой из живущих вокруг «россиян»,
Но довольно давно уже в дней пустоте
Стали гости не те, да и тосты не те.
Иногда даже некому руку пожать,
А ведь мне с ними рядом в могиле лежать,
Среди тех, кто поёт под шуршанье знамён
Есть хозяева милых мне с детства имён,
Но в последние дни изменились они.
Мы с тобою в России остались одни…

Совершенно, похоже, лишились ума
Лжевладимир, лжесуздаль и лжебугульма,
Через сотни наполненных скрепами клизм
В нас качают лжеверу и патриотизм
Между рёбрами ноет, инфарктом грозя,
И остаться невмочь, и уехать нельзя.
И уехать нельзя, и остаться невмочь.
Прочь отсюда? Но где эта самая «прочь»?

Мы останемся здесь, но секрет сохрани:
Мы с тобою в России остались одни.

Андрей Орлов (Орлуша) 14.07.2014